![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Когда я был зерном, всё началось именно так, как я хотел: я встречал утреннее солнце в колосе, я чувствовал всем собой, как оно становится выше и жарче. Его золото струилось ко мне потоком, и это было прекрасно.
Так мало вокруг меня было колосьев, так мало! Мелкий терновник пробивался из земли невдалеке, тоже тянулся к солнцу – бесполезный, превращающий солнечное золото в колючие жёсткие ветки. Я сказал ему:
– Ты зря растёшь здесь, ты ведь никому не нужен!
Но терновник лишь развернулся ко мне колючками и продолжил упорно тянуть из земли воду, которая могла бы быть моей.
А потом я упал из колоса в руки, в тёплые человеческие руки – и замер в них, наслаждаясь совсем другим теплом, таким непохожим на солнечное. Эти руки крепко держали меня, не давая упасть на землю. Я услышал:
– Ты мой прекрасный, единственный и последний!
Я замер в этих руках, я выбрал остаться в них. Меня понесли через поля, чёрные и выгоревшие, к дальнему дому. Там разожгли очаг к моему приходу, там меня встретили словами:
– Сегодня у нас будет настоящий хлеб!
– Хлеб? – ответил я. – Разве вы не дадите мне прорасти, разве вы не хотите новых золотых полей?
– Нам нужен хлеб прямо сейчас, мы голодны уже сегодня - ответили люди. Меня бросили в ручную мельницу и стали перетирать, разваливая на части, и я не мог быть больше оставаться зерном.
– Кто я? – спросил я тогда, витая над остатками себя.
Тогда человеческие руки слепили из меня ковригу и поставили в печь. Хлебным запахом окутался дом, густым и солоноватым, чуть подгорелым. В глазах людей появились такие страсть и такой голод, что я вошёл в этот хлеб – лишь бы их глаза смотрели на меня. И я стал горячим, обожжённым, ароматным, настоящим последним куском хлеба. Все руки потянулись ко мне, все губы спешили коснуться меня.
Меня снова, снова разрезали на части, я не мог удержаться в остатках своего тела. Люди, ели разрезанные куски и говорили, что дух хлеба теперь войдёт в них. Но я не мог, не мог оказаться в них – всё, что они поглощали, тут же становилось ими самими. Они вдыхали запах, они доедали последние кусочки – а у меня всё не получалось слиться с ними, каждый раз я всё равно находил себя самого, отдельного, знающего, что меня зовут Гвиннайд.
Вечер ещё не наступил, мне слишком рано было становиться ветром. Но меня уже гнало в небо, потянуло прочь от того, что было моим телом: я летел и плакал крупным тяжёлым дождём над пустыми незасеянными полями. И понимал наконец, что встречал в тот день полузнакомый, непонятный мне ветер с иными дорогами – но ни о чём его не спросил.
Так мало вокруг меня было колосьев, так мало! Мелкий терновник пробивался из земли невдалеке, тоже тянулся к солнцу – бесполезный, превращающий солнечное золото в колючие жёсткие ветки. Я сказал ему:
– Ты зря растёшь здесь, ты ведь никому не нужен!
Но терновник лишь развернулся ко мне колючками и продолжил упорно тянуть из земли воду, которая могла бы быть моей.
А потом я упал из колоса в руки, в тёплые человеческие руки – и замер в них, наслаждаясь совсем другим теплом, таким непохожим на солнечное. Эти руки крепко держали меня, не давая упасть на землю. Я услышал:
– Ты мой прекрасный, единственный и последний!
Я замер в этих руках, я выбрал остаться в них. Меня понесли через поля, чёрные и выгоревшие, к дальнему дому. Там разожгли очаг к моему приходу, там меня встретили словами:
– Сегодня у нас будет настоящий хлеб!
– Хлеб? – ответил я. – Разве вы не дадите мне прорасти, разве вы не хотите новых золотых полей?
– Нам нужен хлеб прямо сейчас, мы голодны уже сегодня - ответили люди. Меня бросили в ручную мельницу и стали перетирать, разваливая на части, и я не мог быть больше оставаться зерном.
– Кто я? – спросил я тогда, витая над остатками себя.
Тогда человеческие руки слепили из меня ковригу и поставили в печь. Хлебным запахом окутался дом, густым и солоноватым, чуть подгорелым. В глазах людей появились такие страсть и такой голод, что я вошёл в этот хлеб – лишь бы их глаза смотрели на меня. И я стал горячим, обожжённым, ароматным, настоящим последним куском хлеба. Все руки потянулись ко мне, все губы спешили коснуться меня.
Меня снова, снова разрезали на части, я не мог удержаться в остатках своего тела. Люди, ели разрезанные куски и говорили, что дух хлеба теперь войдёт в них. Но я не мог, не мог оказаться в них – всё, что они поглощали, тут же становилось ими самими. Они вдыхали запах, они доедали последние кусочки – а у меня всё не получалось слиться с ними, каждый раз я всё равно находил себя самого, отдельного, знающего, что меня зовут Гвиннайд.
Вечер ещё не наступил, мне слишком рано было становиться ветром. Но меня уже гнало в небо, потянуло прочь от того, что было моим телом: я летел и плакал крупным тяжёлым дождём над пустыми незасеянными полями. И понимал наконец, что встречал в тот день полузнакомый, непонятный мне ветер с иными дорогами – но ни о чём его не спросил.
Tags: