– Тебе дальше по лестнице, сюда, – Уля ткнула пальцем в сторону дальнего спуска. Самой лестницы с их места видно не было, только мало хоженую каменную вершину холма, без малейших признаков почвы. – Там внизу роща Энван, её сразу видно с той стороны. Думаю, она тебя ждёт.
– Здорово... А ведь за колодцем здесь кто-то следит!
Лёсик осторожно переливал воду в кувшин, выданный фионтами. Ухоженный колодец, с укатанным воротом, новой верёвкой и целым ведром подозрительно выделялся среди голых камней, отказывавшихся признавать, что были они когда-то домом, двором, даже садом, может быть. Лёсик не видел раньше, чтобы от фундамента оставалось так мало. Рядом с колодцем стояло засохшее мёртвое дерево, растопыриваясь чёрными остатками веток. Набрать воды, не вставая под них, было почти не реально, и Лёсик теперь машинально тёр руки, по которым чиркнула тень от веток – ощутимо холодная.
– Гарурта и Рески. Иногда ещё кто-нибудь заходит.
Пристраивая крышку и примериваясь её заклеить для герметичности, Лёсик приблизил кувшин к лицу достаточно, чтобы разнюхать наконец странноватый запах воды.
– Она ж горькая! Как фионты это пить собираются?
– Вряд ли собираются. Скорее, попробуют этим кого-нибудь потравить.
Лёсик выразительно посмотрел на свои руки, на которые при переливании пролилось не так уж мало.
– Так не потравишься, – Уля покачала головой. – Там внутрь надо, и довольно много. Для какого бы то ни было эффекта, – она странно ухмыльнулась.
Лёсик вздохнул и огляделся.
– Давно этот дом... вот так?
– Давно. Лет двести точно.
– И не зарастает обратно?
– Нет. То, что этот дом разрушило, всё ещё здесь.
Уля подошла к уцелевшему куску каменной кладки – чёрному от гари, словно опалённому совсем недавно и не встретившему до сих пор ни единого дождя. Он стоял довольно далеко от колодца, сильно дальше, чем представлялось раньше по ташиному витражу; в прошлом он мог быть скорее дальней стеной дома, чем ближней – или же колодец когда-то располагался вовсе не у крыльца… Лёсик на всякий случай прошёл за Улей, чтобы не отбиться.
– Видишь? – ткнула она пальцем.
На отдельно стоящем в чистом поле участке стены чётко вырисовывались очертания двери. Не сама дверь – камни были убедительными камнями со всех сторон, как ни подойди; просто гарь на камнях сложилась в маленькую арку.
Старый сон Лёсика и настоящее внезапно совместились. Руины, по которым не угадать, на что же был похож этот дом – и огромное многокомнатное пыльное здание, по которому Лёсик когда-то бежал, крича, что он так не играет; женщина в чёрно-фиолетовом концертном платье и Уля в джинсах и пёстром фиолетово-красно-коричневом джемпере; дверь на космический корабль в самой дальней части дома – и вот эта арка. Лёсик выдохнул. Даже если это опять тот сон, в этот раз он успеет. Он не отстал на комнату-другую, он сейчас на расстоянии вытянутой руки.
– Так что же разрушило этот дом?
– Город. В конечном счёте, Дом был обречён с того момента, когда был заложен Город.Помнишь, я говорила, что в Веренне практически не воюют с помощью оружия?
Она потянулась рукой к стене. Гвиннайд следил за этой рукой, расплываясь в улыбке.
– Да. Ещё ты говорила про «молнию».
– Оно ощущается похоже, – Уля посмотрела на губы собеседника, внезапно обмякла. Опустила руку.
Гвиннайд на всякий случай кивнул.
– Я не вижу способа уйти от тебя в Городе так, чтобы ты не мог за мной погнаться, – продолжала Уля. – В квартиру прорываться тебе не лень. Я не представляю, каким образом смена аськи, почты, работы и места жительства могла бы мне помочь. Ты здо…
– Уля! Ты так говоришь, как будто я тебя преследую. Но мы же всего-навсего собирались пойти дальше вместе: найти моего ангела, добраться до Энван с вопросами, потом... В Веренне столько всего хорошего! Неужели мы не найдём, куда вместе пойти?
– Ты иди, – кивнула Уля. – В Городе я нынче не очень-то шустрая. Разве что в больницу лечь, но даже туда посетителей всё равно пускают.
– Послушай, ты выбрала для разговора самое депрессивное место из возможных, – он повёл рукой. – Лучше пойдём отсюда. Этот дом разбит, уничтожен, сквозь него надо проскакивать как можно быстрее, а не застревать в негативе.
– Да, именно это я и имела в виду. Так вот, в Веренне я могу идти куда хочу. И даже куда не хочу.
Уля подшагнула к стене и прижала к ней ладони. Внутренность арки потекла, потеряла свою каменную фактуру и разлилась чернильной кляксой.
В открывшейся темноте не проявилось никаких звёзд, никаких космических кораблей, планет в иллюминаторах и компьютерных экранов перед рядами кресел; там не блестел металл мира людей из нержавеющей стали, живущих в неразбитых ещё домах из пластика и бетона… даже, скорее пермакрита. Там не билось никаких молний, о которых упоминала Уля когда-то раньше. Это была совсем не та дверь, что когда-то Лёсик видел во сне; ладони Ули почти касались пустоты, и пустота эта не предлагала чудес – с чего бы ей предлагать то, что и так вокруг?
Лёсик выдохнул. Не та дверь. Здесь некуда убегать, теперь Уля это тоже видит. Веренна здесь, не там.
В этот момент Уля шагнула вперёд. Темнота слизнула её молча. Будь у темноты глаза, она могла бы после этого посмотреть на Лёсика – мол, ты еда? Или пока побегаешь? Но темноте было нечем подмигивать, поэтому никакой дополнительной хищности она не проявила. Просто подождала секунду и стала сворачиваться обратно.
Гвиннайд дёрнулся к стене, потянулся к ней руками. Лёсик затормозил его всем весом. Живым пока ещё весом.
Если я туда тоже полезу, я до неё дотянусь?
Нет, конечно. Её там тоже больше нет.
– Здорово... А ведь за колодцем здесь кто-то следит!
Лёсик осторожно переливал воду в кувшин, выданный фионтами. Ухоженный колодец, с укатанным воротом, новой верёвкой и целым ведром подозрительно выделялся среди голых камней, отказывавшихся признавать, что были они когда-то домом, двором, даже садом, может быть. Лёсик не видел раньше, чтобы от фундамента оставалось так мало. Рядом с колодцем стояло засохшее мёртвое дерево, растопыриваясь чёрными остатками веток. Набрать воды, не вставая под них, было почти не реально, и Лёсик теперь машинально тёр руки, по которым чиркнула тень от веток – ощутимо холодная.
– Гарурта и Рески. Иногда ещё кто-нибудь заходит.
Пристраивая крышку и примериваясь её заклеить для герметичности, Лёсик приблизил кувшин к лицу достаточно, чтобы разнюхать наконец странноватый запах воды.
– Она ж горькая! Как фионты это пить собираются?
– Вряд ли собираются. Скорее, попробуют этим кого-нибудь потравить.
Лёсик выразительно посмотрел на свои руки, на которые при переливании пролилось не так уж мало.
– Так не потравишься, – Уля покачала головой. – Там внутрь надо, и довольно много. Для какого бы то ни было эффекта, – она странно ухмыльнулась.
Лёсик вздохнул и огляделся.
– Давно этот дом... вот так?
– Давно. Лет двести точно.
– И не зарастает обратно?
– Нет. То, что этот дом разрушило, всё ещё здесь.
Уля подошла к уцелевшему куску каменной кладки – чёрному от гари, словно опалённому совсем недавно и не встретившему до сих пор ни единого дождя. Он стоял довольно далеко от колодца, сильно дальше, чем представлялось раньше по ташиному витражу; в прошлом он мог быть скорее дальней стеной дома, чем ближней – или же колодец когда-то располагался вовсе не у крыльца… Лёсик на всякий случай прошёл за Улей, чтобы не отбиться.
– Видишь? – ткнула она пальцем.
На отдельно стоящем в чистом поле участке стены чётко вырисовывались очертания двери. Не сама дверь – камни были убедительными камнями со всех сторон, как ни подойди; просто гарь на камнях сложилась в маленькую арку.
Старый сон Лёсика и настоящее внезапно совместились. Руины, по которым не угадать, на что же был похож этот дом – и огромное многокомнатное пыльное здание, по которому Лёсик когда-то бежал, крича, что он так не играет; женщина в чёрно-фиолетовом концертном платье и Уля в джинсах и пёстром фиолетово-красно-коричневом джемпере; дверь на космический корабль в самой дальней части дома – и вот эта арка. Лёсик выдохнул. Даже если это опять тот сон, в этот раз он успеет. Он не отстал на комнату-другую, он сейчас на расстоянии вытянутой руки.
– Так что же разрушило этот дом?
– Город. В конечном счёте, Дом был обречён с того момента, когда был заложен Город.Помнишь, я говорила, что в Веренне практически не воюют с помощью оружия?
Она потянулась рукой к стене. Гвиннайд следил за этой рукой, расплываясь в улыбке.
– Да. Ещё ты говорила про «молнию».
– Оно ощущается похоже, – Уля посмотрела на губы собеседника, внезапно обмякла. Опустила руку.
Гвиннайд на всякий случай кивнул.
– Я не вижу способа уйти от тебя в Городе так, чтобы ты не мог за мной погнаться, – продолжала Уля. – В квартиру прорываться тебе не лень. Я не представляю, каким образом смена аськи, почты, работы и места жительства могла бы мне помочь. Ты здо…
– Уля! Ты так говоришь, как будто я тебя преследую. Но мы же всего-навсего собирались пойти дальше вместе: найти моего ангела, добраться до Энван с вопросами, потом... В Веренне столько всего хорошего! Неужели мы не найдём, куда вместе пойти?
– Ты иди, – кивнула Уля. – В Городе я нынче не очень-то шустрая. Разве что в больницу лечь, но даже туда посетителей всё равно пускают.
– Послушай, ты выбрала для разговора самое депрессивное место из возможных, – он повёл рукой. – Лучше пойдём отсюда. Этот дом разбит, уничтожен, сквозь него надо проскакивать как можно быстрее, а не застревать в негативе.
– Да, именно это я и имела в виду. Так вот, в Веренне я могу идти куда хочу. И даже куда не хочу.
Уля подшагнула к стене и прижала к ней ладони. Внутренность арки потекла, потеряла свою каменную фактуру и разлилась чернильной кляксой.
В открывшейся темноте не проявилось никаких звёзд, никаких космических кораблей, планет в иллюминаторах и компьютерных экранов перед рядами кресел; там не блестел металл мира людей из нержавеющей стали, живущих в неразбитых ещё домах из пластика и бетона… даже, скорее пермакрита. Там не билось никаких молний, о которых упоминала Уля когда-то раньше. Это была совсем не та дверь, что когда-то Лёсик видел во сне; ладони Ули почти касались пустоты, и пустота эта не предлагала чудес – с чего бы ей предлагать то, что и так вокруг?
Лёсик выдохнул. Не та дверь. Здесь некуда убегать, теперь Уля это тоже видит. Веренна здесь, не там.
В этот момент Уля шагнула вперёд. Темнота слизнула её молча. Будь у темноты глаза, она могла бы после этого посмотреть на Лёсика – мол, ты еда? Или пока побегаешь? Но темноте было нечем подмигивать, поэтому никакой дополнительной хищности она не проявила. Просто подождала секунду и стала сворачиваться обратно.
Гвиннайд дёрнулся к стене, потянулся к ней руками. Лёсик затормозил его всем весом. Живым пока ещё весом.
Если я туда тоже полезу, я до неё дотянусь?
Нет, конечно. Её там тоже больше нет.
Tags: