Гвиннайд: Котёл или чаша (4)

[yutaku]

Энван подошла к котлу, сунула руку прямо в пар и вытащила на кончике ножа кусок полусваренного мяса. Подняла и рассмотрела:
– Кто ударил Улю на Тёмных Тропах?
– В смысле? – опешил Лёсик. – Когда я один бродил по лесу с трёглями? Не знаю, она же далеко в это время была.
– А ты кого бил, оба раза?
Лёсик наклонил голову, готовясь бодаться.
– Воздух! Откуда мне было видеть, кто меня дёргает и сбивает? С тем же успехом мог быть и трёгль.
– То есть это никак не связанные вещи? – уточнила Энван.
– А ты предлагаешь мне считать, что мой удар по воздуху как-то дошёл до Ули?
– Сам-то ты как считаешь?
– Я. Никогда. Не бил. Улю.
– Значит, это не твой кусок, – легко согласилась Энван. Сняла горячее мясо и кинула за ограду, туда, где выглядывали чёрные мохнатые морды. Ближайший зверь шустро попытался схватить еду прямо в воздухе, промахнулся, недовольно рыкнул и полез за своей добычей в можжевельник. Его неожиданная кормилица меж тем вернулась к котлу, чтобы выудить следующую порцию.


– Что ты делаешь? – пробормотал Лёсик. – Что ты со мной делаешь?
– Собак кормлю, – последовал простой ответ. – Только не тобой. Ты же сам сказал, что это не ты.
Она подняла следующий кусок повыше:
– Кто четырнадцатого августа открывал форточку в твоей квартире?
Дата была для Лёсика прозрачной, Мруша пропала пятнадцатого числа. Или как раз четырнадцатого, когда он не вернулся вечером домой.
– Ты же и так знаешь, – пробормотал он. – Почему спрашиваешь?
– Потому что этого можешь не знать ты. Так кто открывал форточку?
– Я. Там больше никого в этой квартире и не было, совсем. Как же я ненавижу жить один, – пробормотал Лёсик, морщась. – Это съёмная квартира, там сетки с самого начала не стояли, и я их тогда ещё не поставил…
– Тогда это твой кусок, пускай доваривается, – кивнула Энван, аккуратно отправила мясо обратно в котёл, не проявив ни малейшего интереса к объяснениям Лёсика. Только зачем это память заплевана грязью? – проплыли вдруг мимо него слова песни. Целиком её Лёсик не помнил. Там ещё дальше было, без вины и ответа...

Энван пошуровала ножом, подцепила ещё шматочек, поменьше.
– Кто написал пост про увольнение Ряны и то, как она заслужила всё, что с ней случилось?
– У меня в блоге нет такого поста, – поспешно ответил Лёсик.
– Кто его стёр – это будет следующий вопрос. Так кто его написал?
– Какая разница? Это же совершенно неважно здесь и сейчас.
– Совершенно неважно, кто именно?
– Конечно. Оставим эту тему, я же не про блоги поговорить к тебе пришёл!
Энван без возражений кивнула:
– Вот видишь, снова не твоё. А ты говорил, никого больше нет.
– Энван! Если человек один раз оступился – это же не значит, что он хромой?
– Хромая здесь только я, – ответила та. Сняла с ножа кусок, отправила собакам за изгородь. Мясо исчезло мгновенно, над грудами костей снова появились морды, на сей раз тихо-тихо подвывающие, истекающие слюнями в предвкушении дальнейшего банкета. – А ты либо есть в том, что варится в котле – либо нет.

Он двинулся вперёд.
– Энван, – сказал он хозяйке, уже поднимавшей на своём ножике следующий кусок… как только они у неё не соскальзывают, как? – Я не у тебя в котле. Я в своём теле. Здесь, где я себя чувствую.
Схватился за жердь, приподнял её и сбросил с рогатки, выворачивая всё кипящее содержимое котла на землю и в костёр.

Его выплеснуло из себя, из-под кожи и хитина, слезами, водой и паром. Растекалось и рассыпалось по земле содержимое волшебного котла, заметался ветром Гвиннайд, не удержавшийся среди рассыпающихся смыслов вывернутого сосуда, кинулся сперва к кускам мяса, потом к собакам, тянувшим морды к разбросанному пиршеству – но они оказались до краёв полны собак, как была полна кошки когда-то загрызшая голубя Каська. Розданные миру флэшки, меховые игрушки, фотографии, комментарии к постам, слёзы, обещания, прикосновения – Гвиннайд метался, не видя, куда же ему приткнуться, везде находился кто-то другой. Кому Энван говорила о том, что мироздание его любит? Гвиннайд касался всего вокруг воздушной ладонью - и не мог нащупать, без плоти ощущение растекалось, уходило в землю и в небо.

Освободившийся ангел тоже вырвался из своей ловушки.
Если кто ещё соберёт из остатков этой жизни и этого тела
больше смысла, чем корм для падальщиков,
то разве что этот ангел:
больше некому.