Entry tags:
Драгоценное и проклятое, 2
Вновь к дому хозяина Золотого Сада явился гость; за плечами он нёс большую связку сушнин. Встретил его Сальвэйн мьётлем; потянулся слабый, изголодавшийся красно-золотой зверь к принесённому дереву. Прошёл гость вместе с Сальвэйном в сад, там оставили они отдыхать с дороги цветок, принесённый из-за реки. Показал хозяин сада на корешки, пробивавшиеся снизу горшка:
– Ей слишком тесно в этом сосуде. Как скоро ты найдёшь ей постоянный сад?
– Скоро, – ответил пришедший. – Твой зверь не успеет доесть пищу, что я принёс ему. Тогда Оллад изменится достаточно, чтобы тебе не было нужды каждый день кормить зверя у ворот.
– Хорошо, – сказал Сальвэйн. – С тех пор, как отпраздновал Король Тумана возвращение железного венца, тяжелее подступает Оллад к моему порогу.
Они остались ужинать в саду, пили вино из золотой кыжмы, ели плоды пальчатого дерева. Спросил за ужином гость, не было ли новостей о Гровле.
– Он прибыл с охотниками на чудищ в Древний Дом, но не выходил оттуда, – ответил Сальвэйн. – С тех пор же охотники снова вышли на дорогу, и они на сей раз знают, что ищут человека, несущего цветок королей.
– Мёртвая искрия принесла Ольдену власть, – сказал тогда гость. – Живая лишит его власти.
Промолчал на это Сальвэйн, лишь погладил рукой обожжённый и залеченный ствол дерева в своём саду. Перед сном вновь вышел гость к воротам, туда, где когда-то отрубил головы многоликому чудищу. Никто на сей раз не стоял перед воротами; вернулся тогда он в дом, сказал:
– Моя вторая встреча с ним случится днём, когда у меня будут заняты руки; искрия окажется в опасности.
– Если все видят сейчас за твоим плечом то, что вижу я, – отозвался Сальвэйн, – вряд ли кто-то к тебе подступится.
– Что ты видишь за моим плечом? – спросил тогда гость. – Когда я переворачивал весы, я открывал дорогу, по которой другие не рискнут отправиться. Но сейчас, когда я побывал там, где нет имён, перед моими глазами больше не маячит вход в подземье, и я не вижу, чего бояться.
– Я вижу пойманного в ловушку Хета, – ответил Сальвэйн.
Наутро гость отправился в путь с цветущей искрией в руках; Сальвэйн вышел проводить его до перекрёстка. Увидели оба, что с запада к тому же месту встречи дорог движется толпа. Огляделся щит искрии, но под его ногами была мёртвая земля дороги, по сторонам лежала отравленная земля, взрастившая крапчатые колосья. Тогда он и Сальвэйн повернулись к приближавшимся; так спросил хозяин Золотого Сада:
– Что ищете вы, соседи, на перекрёстке в столь ранний час?
– Мы ищем того, кто разрушил этой ночью сон единства и кто несёт гибель Туманному Олладу, – сказали те.
Тогда щит искрии бросил на дорогу перед ними горсть драгоценных красных камней. Шарахнулась толпа назад.
– Этого хватит, чтобы разрушить сон единства ещё надолго, – сказал он. – И чтобы довести до цели не только всех вас вместе, но и каждого в отдельности.
– О какой цели ты говоришь? – спросили его из толпы.
– О сокровищнице Владыки Демонов или весах мейгра, как вам больше понравится, – ответил он.
Пришедшие смотрели на камни и друг на друга, никто из них не шевельнулся, чтобы потянуться к драгоценностям первым. Гость Сальвэйна кивнул и отправился с перекрёстка в сторону Древнего Дома; хозяин же Золотого Сада вернулся к себе, и в следующие ночи к его воротам не приходило многоголовое чудище.
– Ей слишком тесно в этом сосуде. Как скоро ты найдёшь ей постоянный сад?
– Скоро, – ответил пришедший. – Твой зверь не успеет доесть пищу, что я принёс ему. Тогда Оллад изменится достаточно, чтобы тебе не было нужды каждый день кормить зверя у ворот.
– Хорошо, – сказал Сальвэйн. – С тех пор, как отпраздновал Король Тумана возвращение железного венца, тяжелее подступает Оллад к моему порогу.
Они остались ужинать в саду, пили вино из золотой кыжмы, ели плоды пальчатого дерева. Спросил за ужином гость, не было ли новостей о Гровле.
– Он прибыл с охотниками на чудищ в Древний Дом, но не выходил оттуда, – ответил Сальвэйн. – С тех пор же охотники снова вышли на дорогу, и они на сей раз знают, что ищут человека, несущего цветок королей.
– Мёртвая искрия принесла Ольдену власть, – сказал тогда гость. – Живая лишит его власти.
Промолчал на это Сальвэйн, лишь погладил рукой обожжённый и залеченный ствол дерева в своём саду. Перед сном вновь вышел гость к воротам, туда, где когда-то отрубил головы многоликому чудищу. Никто на сей раз не стоял перед воротами; вернулся тогда он в дом, сказал:
– Моя вторая встреча с ним случится днём, когда у меня будут заняты руки; искрия окажется в опасности.
– Если все видят сейчас за твоим плечом то, что вижу я, – отозвался Сальвэйн, – вряд ли кто-то к тебе подступится.
– Что ты видишь за моим плечом? – спросил тогда гость. – Когда я переворачивал весы, я открывал дорогу, по которой другие не рискнут отправиться. Но сейчас, когда я побывал там, где нет имён, перед моими глазами больше не маячит вход в подземье, и я не вижу, чего бояться.
– Я вижу пойманного в ловушку Хета, – ответил Сальвэйн.
Наутро гость отправился в путь с цветущей искрией в руках; Сальвэйн вышел проводить его до перекрёстка. Увидели оба, что с запада к тому же месту встречи дорог движется толпа. Огляделся щит искрии, но под его ногами была мёртвая земля дороги, по сторонам лежала отравленная земля, взрастившая крапчатые колосья. Тогда он и Сальвэйн повернулись к приближавшимся; так спросил хозяин Золотого Сада:
– Что ищете вы, соседи, на перекрёстке в столь ранний час?
– Мы ищем того, кто разрушил этой ночью сон единства и кто несёт гибель Туманному Олладу, – сказали те.
Тогда щит искрии бросил на дорогу перед ними горсть драгоценных красных камней. Шарахнулась толпа назад.
– Этого хватит, чтобы разрушить сон единства ещё надолго, – сказал он. – И чтобы довести до цели не только всех вас вместе, но и каждого в отдельности.
– О какой цели ты говоришь? – спросили его из толпы.
– О сокровищнице Владыки Демонов или весах мейгра, как вам больше понравится, – ответил он.
Пришедшие смотрели на камни и друг на друга, никто из них не шевельнулся, чтобы потянуться к драгоценностям первым. Гость Сальвэйна кивнул и отправился с перекрёстка в сторону Древнего Дома; хозяин же Золотого Сада вернулся к себе, и в следующие ночи к его воротам не приходило многоголовое чудище.