Вышел из Древнего Дома Король Тумана, с мёртвой искрией в короне из тонкого и тёмного металла. Сопровождали его фионты и люди Оллада; на каждого фионта приходилось девять родившихся на этой земле. Приблизился Король Тумана к сияющему в темноте цветку; не касались сияния белёсые пряди тумана, лишь собирались вокруг ночные мотыльки. Сказал он пришедшему в сад человеку:
– Как и Гровль, ты принёс сюда горящий источник раздоров. Ты хочешь ещё раз ввергнуть Оллад в войну?
– Когда эти цветы росли на земле Оллада, вдосталь было в домах белого хлеба и мёда, паслись тучные стада на лугах; песни звучали в праздничных залах, нежный жемчуг и алый коралл украшали тех, кто принимал дары моря. Что равно хорошего есть в Олладе нынешнем, которым взялся править ты?
- У тебя и твоих предков было вдосталь мёда и жемчуга, но не у тех, кто стоит сейчас за моей спиной. Жемчуг и мёд были их голодом, источником беспрестанного горя. Кто, кроме приближённых к Совету, мог в Олладе жить в достатке?
– Если я назову тебе имена, завтра же твои разрушители будут у их дверей. Ольден, у тебя самого всё это было. Но если ты искал королевской власти, почему ты не пошёл именно за живой искрией, и так до конца?
– Мой стеклянный мост давно сломан. И со времён правления Вермелла, последнего из древних королей, Совет избавлялся от тех, кто не переводил себя на дань ему. Что он мог предложить пришедшему с искрией, кроме Шенны?
– Избегая Шенны, ты сделал Шенну из всего Оллада.
– Шенна была местом страдания; её больше нет. Туманный Оллад не будет видеть горя.
Надрезал тогда пришедший свою ладонь, уронил кровь на землю. Тотчас проявились в тумане мёртвые деревья, сухие ветви и жухлые травы показались сквозь туман по всему саду перед Древним Домом; ясно очертились бледные лица собравшихся, почти лишённые живой крови - подались они все назад, лишь Король Тумана остался собеседником пришедшему.
– Ольден, – сказал тогда тот. – Я перевернул весы. Сломан твой мост или нет, ты можешь отправиться вверх по горе, до самой сокровищницы.
Тогда Король Тумана поднял голову к ночному небу, забиравшему его предков; в рассвете уже меркли звёзды, уже затягивала их вновь туманная пелена, отгораживая его от сверкающих маяков в темноте. Вновь опустил голову, бросил беглый взгляд за плечо пришедшего – и сощурился.
– Авэйн! Сейчас ни мне, ни Олладу уже нет проку с перевёрнутых весов. Куда ты хочешь погнать их всех теперь - туда, где нет имён?
Тогда тот, кого он назвал Авэйном, впервые заметил, что всё это время охотники из свиты не целятся в него, а лишь смотрят в спину своему королю.
– Больше нет никакого Совета, ты стал сердцем Оллада и мишенью всех тех, кого гонит сквозь туман голод мёртвых. И под их взглядами ты выбираешь фольговую корону сырого туманного Дома, пахнущего фионом и крысиными подвалами.
– В туманном Доме станешь отныне жить и ты, и то, что ты принёс как оружие, – сказал Король Тумана и махнул рукой. Тотчас один из его людей выпустил стрелу точно в цветок; успел Авэйн шагнуть навстречу выстрелу, вонзилось остриё ему в ногу, не достав до своей первой цели. Глянул ему за плечо стрелок и попятился, скрываясь за спинами товарищей.
– Вот как ты намерен поступить с живой искрией, увидев её наконец, – сказал Авэйн. Обернулся и потянулся к морю, но море было далеко, слишком далеко от Древнего Дома.
– Ты не можешь одновременно уворачиваться сам и защищать её, – сказал Ольден. – Хочешь повторить то, что случилось в Битве Голодных Воронов? – Или обратишься в кои веки к разуму и просто пойдёшь за мной, жить в месте, где нет страданий и смерти?
– Ни то и ни другое на этот раз, – ответил ему Авэйн, Кеспи, Щит Искрии. Обернулся прочь от моря и обратился к Владыке Демонов, прося у него обещанный, последний подарок.
Дрогнула рука следующего лучника, направив стрелу не в цветок, а высоко вверх, в самое сердце пришедшего, протянулась издалека рука Владыки Демонов, забирая жизнь. Рассыпалось заклятие тумана, смерть пришла в самое сердце Туманного Оллада; увидели её все те, кому было обещано, что они никогда её не увидят. Теперь они окружали Ольдена, и больше рядом с ним не стояло никого.
А далеко внизу, через песчаный берег и холмы, поднималось и поднималось море, которое опоздало - и всё-таки продолжало двигаться далеко вглубь суши, туда, где стоял Древний Дом, ставший для волн новой песчаной крепостью.
– Как и Гровль, ты принёс сюда горящий источник раздоров. Ты хочешь ещё раз ввергнуть Оллад в войну?
– Когда эти цветы росли на земле Оллада, вдосталь было в домах белого хлеба и мёда, паслись тучные стада на лугах; песни звучали в праздничных залах, нежный жемчуг и алый коралл украшали тех, кто принимал дары моря. Что равно хорошего есть в Олладе нынешнем, которым взялся править ты?
- У тебя и твоих предков было вдосталь мёда и жемчуга, но не у тех, кто стоит сейчас за моей спиной. Жемчуг и мёд были их голодом, источником беспрестанного горя. Кто, кроме приближённых к Совету, мог в Олладе жить в достатке?
– Если я назову тебе имена, завтра же твои разрушители будут у их дверей. Ольден, у тебя самого всё это было. Но если ты искал королевской власти, почему ты не пошёл именно за живой искрией, и так до конца?
– Мой стеклянный мост давно сломан. И со времён правления Вермелла, последнего из древних королей, Совет избавлялся от тех, кто не переводил себя на дань ему. Что он мог предложить пришедшему с искрией, кроме Шенны?
– Избегая Шенны, ты сделал Шенну из всего Оллада.
– Шенна была местом страдания; её больше нет. Туманный Оллад не будет видеть горя.
Надрезал тогда пришедший свою ладонь, уронил кровь на землю. Тотчас проявились в тумане мёртвые деревья, сухие ветви и жухлые травы показались сквозь туман по всему саду перед Древним Домом; ясно очертились бледные лица собравшихся, почти лишённые живой крови - подались они все назад, лишь Король Тумана остался собеседником пришедшему.
– Ольден, – сказал тогда тот. – Я перевернул весы. Сломан твой мост или нет, ты можешь отправиться вверх по горе, до самой сокровищницы.
Тогда Король Тумана поднял голову к ночному небу, забиравшему его предков; в рассвете уже меркли звёзды, уже затягивала их вновь туманная пелена, отгораживая его от сверкающих маяков в темноте. Вновь опустил голову, бросил беглый взгляд за плечо пришедшего – и сощурился.
– Авэйн! Сейчас ни мне, ни Олладу уже нет проку с перевёрнутых весов. Куда ты хочешь погнать их всех теперь - туда, где нет имён?
Тогда тот, кого он назвал Авэйном, впервые заметил, что всё это время охотники из свиты не целятся в него, а лишь смотрят в спину своему королю.
– Больше нет никакого Совета, ты стал сердцем Оллада и мишенью всех тех, кого гонит сквозь туман голод мёртвых. И под их взглядами ты выбираешь фольговую корону сырого туманного Дома, пахнущего фионом и крысиными подвалами.
– В туманном Доме станешь отныне жить и ты, и то, что ты принёс как оружие, – сказал Король Тумана и махнул рукой. Тотчас один из его людей выпустил стрелу точно в цветок; успел Авэйн шагнуть навстречу выстрелу, вонзилось остриё ему в ногу, не достав до своей первой цели. Глянул ему за плечо стрелок и попятился, скрываясь за спинами товарищей.
– Вот как ты намерен поступить с живой искрией, увидев её наконец, – сказал Авэйн. Обернулся и потянулся к морю, но море было далеко, слишком далеко от Древнего Дома.
– Ты не можешь одновременно уворачиваться сам и защищать её, – сказал Ольден. – Хочешь повторить то, что случилось в Битве Голодных Воронов? – Или обратишься в кои веки к разуму и просто пойдёшь за мной, жить в месте, где нет страданий и смерти?
– Ни то и ни другое на этот раз, – ответил ему Авэйн, Кеспи, Щит Искрии. Обернулся прочь от моря и обратился к Владыке Демонов, прося у него обещанный, последний подарок.
Дрогнула рука следующего лучника, направив стрелу не в цветок, а высоко вверх, в самое сердце пришедшего, протянулась издалека рука Владыки Демонов, забирая жизнь. Рассыпалось заклятие тумана, смерть пришла в самое сердце Туманного Оллада; увидели её все те, кому было обещано, что они никогда её не увидят. Теперь они окружали Ольдена, и больше рядом с ним не стояло никого.
А далеко внизу, через песчаный берег и холмы, поднималось и поднималось море, которое опоздало - и всё-таки продолжало двигаться далеко вглубь суши, туда, где стоял Древний Дом, ставший для волн новой песчаной крепостью.
Tags: