Медденайд: Когда я был птицей

[yutaku]

Когда я был птицей, я сначала всё-таки был яйцом. И только потом – соловьём.
В то утро мой мир был густым и лиственным, в нём зрели яркие ягоды, гудели вкусные мухи, ползали тяжёлые гусеницы . И в этом мире рядом был человеческий дом – с огромными блестящими стёклами, с косыми, неудобными для посадки карнизами; с огнями, к которым тянулись рои комаров.

Я строил своё гнездо на ветках – и я пел. Пел о том, что у меня здесь отличный, замечательный куст, что он мой; что я здоров, силён и красив; что я тут гнездо свил - и готов отогнать от него даже самую настоящую ворону! Я был песней, песня была мной – и пусть небо и земля подстраиваются, как умеют.


Другие птицы прислушивались ко мне и не совались; прислушивались даже люди, но вот они как раз старались подойти поближе. Однажды я сам наконец вылетел к человеку, показался ему – но тот махнул в мою сторону большим тяжёлым совком:
– Кыш, бездельник! Не видишь, я здесь работаю.
И я вернулся под защиту веток, раз снаружи меня не ждали и не хотели видеть.

А ещё за кустами была ограда, за ней – совсем другой мир, равнина из ровного серого камня, на которой паслись железные ревущие стада. Я туда не совался: там не было ни жирных мух, ни нежных червячков, ни удобных веток для моих лап. Там ворковали совсем другие птицы с низкими будничными голосами. Я видел их издалека: они держались стаей так плотно, словно ни у кого из них не было своего гнезда.

Однажды за оградой проходили люди, они тыкали руками в сторону моих кустов. Я слышал, как они говорили друг другу:
– Настроили особняков с кущами, понимаешь... Совсем зажрались своей икорочкой, когда мы тут подыхаем.
Но я прекрасно понимал, что всё это не про меня: ведь я питался вовсе не икорочкой, а жуками. И это правда оказалось совсем не про меня, потому что когда люди пришли вечером и с оружием, они прошли мимо моих кустов, они отправились к дому с блестящими стёклами. В тот вечер дом сначала гремел, а потом загорелся, и огонь побежал по кустарнику, прямо к моему гнезду. Я метался: невозможно было оставаться, но невозможно было и бросать гнездо, где лежали не проклюнувшиеся яйца. Дыма становилось всё больше, пока я не перестал видеть и понимать, куда мне лететь и что делать, пока я не перестал чувствовать свои крылья и лапы.

Потом вернулась, вернулась ясность – и я понял, что лечу уже не на крыльях, а с дымом, я снова был быстрым и подвижным, какой не может быть никакая птица, каким может быть только ветер. Я стал кружить – над дымом, над оградой, над городом, и вдруг услышал свою песню.
Моя песня, она доносилась из чёрной пластиковой коробки, совершенно не клювастой и не пернатой. Коробка повторяла моим голосом «У меня здесь отличный, замечательный куст, он мой; я здоров, силён и красив; я тут гнездо свил – и готов отогнать от него даже самую настоящую ворону!». Я кинулся к этой песне, к себе самому, я попытался снова стать своей песней – но чёрный пластик не принимал меня, я всё время оказывался не им. Почему же я не сливаюсь с песней, думал я, и снова метался, и плакал. Почему?

Потом вспомнил: потому, что я – Медденайд. И это значит, что птицей и песней я был всего одно утро и один вечер. А между ними я всё-таки встретил, услышал ветер с иными дорогами – только вновь ни о чём его не спросил.

Comments

[red_rat_catcher]

Что-то так меня пробрало это

Я здоров и силен. Я тут гнездо свил. У меня отличный замечательный куст. И я готов отогнать от него даже ворону


Не помню про какое событие эта история, но она точно про что то мое

[yutaku]

*.*