![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Выходные у него в результате были рабочие. Следующая неделя – тоже. День конца света он пропахал. Он успевал за себя, за Ксана и Лаксика, он добился главного – возможности не застревать на приболевшем Маканоре Синандровиче, а сразу слать самое срочное директору; это сокращало количество переделываний и время ожидания на всю цепочку одобрений и утверждений. Пусть отдыхает, ухмылялся он Лаксику. Мы сами как-нибудь разгребёмся. Меньше отчётов – больше успеем. Лаксик кивал и изыскивал отмазки, чтобы не задерживаться на работе сверх нормы. Лёсик никак это не комментировал.
Почту он читал по диагонали, тем более – почту не рабочую. Пока Уля внезапно не прислала буквально следующее:
(Пишет Limelizard)
Привет.
Я тут из Тверы выковыряла один текст, глянь его пожалуйста:
Обруч с золотой искрией
Вообще, эта история у ракров в связи с Основателем Города рассказывается. А также в связи с Разбитым Домом, но это потом, когда мы до него доберёмся. Сейчас ты скажи, пожалуйста: ты в этой сказке ничего лично знакомого не найдёшь? Из тех прогулок по Веренне, когда ты ещё туда мог заходить САМ, или даже вообще из городского опыта?»
За этом текст Лёсик зацепился достаточно, чтобы отвлечься наконец от вырезания и перекладывания сфотографированных кухонных наборов на общий фон - строго корпоративный, но только более веселый, как завещал уже не Маканор Синандрович, а сам директор. Первый свой ответ «Что это за фигня?» он стёр, не отправив. Отправил другие вопросы: «Про что это вообще? Почему в связи с Основателем? Какое отношение это может иметь к Веренне? И ко мне? Когда я мог успеть поправить страной, или там к великану сбегать?»
Этот вопль недоумения канул куда-то в пустоту. Уля не писала, нерешённая задача меж тем застряла где-то в районе лёсиковых лопаток, и их владелец выбегивал застрявшее по маршруту между домом и работой.
Был ли Гвиннайд железным обручем на голове Основателя? Хорошо, все знают, что носил он на самом деле хранящуюся в Сокровищнице Города корону. Был ли он той короной?
Участвовал ли он в тех войнах? Охранял ли перевалы, ходил ли в ночные атаки?
Проходил ли он у дворца, где растёт железная трава?
Был ли он у пропасти, со дна которой поднимается туман?
…Был!
Срезая через парк, ещё не дойдя до остановки, он позвонил Уле:
– Привет, нам надо срочно поговорить!
– Что случилось?
– Это по поводу твоего письма. Про искрию и всё такое.
– Узнал?
– Узнал. Только я не рядом с пропастью стоял. Я в этот туман падал.
– Когда? Случайно, не перед тем, как перестал в Веренну заходить?
– Нет, гораздо раньше. Когда впервые до неё дотянулся.
– Ясно. Поговорить надо, да. Я сейчас посмотрю, что у меня с планами...
В трубке зашуршало. Жарко! Лёсик снял шапку, потом расстегнул куртку; всё это совершенно не помогло, воздух даже дышался как совершенно не зимний. Воздух был живым, хвойным и моховым, даже немного лиственным; запах деревьев перебил и разогнал бензинные ароматы города. Освещённая часть осталась позади; он улетел в какую-то часть парка, где фонарей было неприлично мало; он даже сбился, отвлекшись, с дорожки и приостановился только тогда, когда увидел практически перед носом разлапистый, лежалый, чёрный от темноты пень. Не скамейку, не урну, не газонное ограждение – пень. В парке, где любая порубка старых деревьев шла строго в порядке ухода за территорией, где в последний раз таких переростков вместе с пнями удаляли почти десять лет назад. Лёсик огляделся, прислушался, шевельнул носом.
Где-то далеко впереди поблёскивала вода; на неё ложились золотистые отблески – не уличных фонарей и точно что не луны, а каких-то мелких огоньков, гирляндой бежавших вдоль ближнего берега. Гирлянда эта не висела в воздухе – она то ли лежала на земле, то ли была натянута совсем низко, на уровне травы. Или росла, как та самая трава, как цветы: почему бы им и не цвести здесь, где тепло и влажно, где трава совсем не железная, где может расти...
– Уля! – закричал он в трубку. – Уля, я в Веренне!
Почту он читал по диагонали, тем более – почту не рабочую. Пока Уля внезапно не прислала буквально следующее:
(Пишет Limelizard)
Привет.
Я тут из Тверы выковыряла один текст, глянь его пожалуйста:
Обруч с золотой искрией
Вообще, эта история у ракров в связи с Основателем Города рассказывается. А также в связи с Разбитым Домом, но это потом, когда мы до него доберёмся. Сейчас ты скажи, пожалуйста: ты в этой сказке ничего лично знакомого не найдёшь? Из тех прогулок по Веренне, когда ты ещё туда мог заходить САМ, или даже вообще из городского опыта?»
За этом текст Лёсик зацепился достаточно, чтобы отвлечься наконец от вырезания и перекладывания сфотографированных кухонных наборов на общий фон - строго корпоративный, но только более веселый, как завещал уже не Маканор Синандрович, а сам директор. Первый свой ответ «Что это за фигня?» он стёр, не отправив. Отправил другие вопросы: «Про что это вообще? Почему в связи с Основателем? Какое отношение это может иметь к Веренне? И ко мне? Когда я мог успеть поправить страной, или там к великану сбегать?»
Этот вопль недоумения канул куда-то в пустоту. Уля не писала, нерешённая задача меж тем застряла где-то в районе лёсиковых лопаток, и их владелец выбегивал застрявшее по маршруту между домом и работой.
Был ли Гвиннайд железным обручем на голове Основателя? Хорошо, все знают, что носил он на самом деле хранящуюся в Сокровищнице Города корону. Был ли он той короной?
Участвовал ли он в тех войнах? Охранял ли перевалы, ходил ли в ночные атаки?
Проходил ли он у дворца, где растёт железная трава?
Был ли он у пропасти, со дна которой поднимается туман?
…Был!
Срезая через парк, ещё не дойдя до остановки, он позвонил Уле:
– Привет, нам надо срочно поговорить!
– Что случилось?
– Это по поводу твоего письма. Про искрию и всё такое.
– Узнал?
– Узнал. Только я не рядом с пропастью стоял. Я в этот туман падал.
– Когда? Случайно, не перед тем, как перестал в Веренну заходить?
– Нет, гораздо раньше. Когда впервые до неё дотянулся.
– Ясно. Поговорить надо, да. Я сейчас посмотрю, что у меня с планами...
В трубке зашуршало. Жарко! Лёсик снял шапку, потом расстегнул куртку; всё это совершенно не помогло, воздух даже дышался как совершенно не зимний. Воздух был живым, хвойным и моховым, даже немного лиственным; запах деревьев перебил и разогнал бензинные ароматы города. Освещённая часть осталась позади; он улетел в какую-то часть парка, где фонарей было неприлично мало; он даже сбился, отвлекшись, с дорожки и приостановился только тогда, когда увидел практически перед носом разлапистый, лежалый, чёрный от темноты пень. Не скамейку, не урну, не газонное ограждение – пень. В парке, где любая порубка старых деревьев шла строго в порядке ухода за территорией, где в последний раз таких переростков вместе с пнями удаляли почти десять лет назад. Лёсик огляделся, прислушался, шевельнул носом.
Где-то далеко впереди поблёскивала вода; на неё ложились золотистые отблески – не уличных фонарей и точно что не луны, а каких-то мелких огоньков, гирляндой бежавших вдоль ближнего берега. Гирлянда эта не висела в воздухе – она то ли лежала на земле, то ли была натянута совсем низко, на уровне травы. Или росла, как та самая трава, как цветы: почему бы им и не цвести здесь, где тепло и влажно, где трава совсем не железная, где может расти...
– Уля! – закричал он в трубку. – Уля, я в Веренне!
Tags:
no subject
no subject