![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
– Энван, – обратился он к хозяйке кипящего котла. Бросил беглый взгляд на другую сторону костяного круга: там, из-за изгороди, на него смотрели с чёрной морды красные звериные глаза. Совершенно не кошачьи. Три пары.
– Гвиннайд, – послышался ответ. – Ты поговорил с тем ветром, к которому тянулся?
Он замер, внезапно целиком занятый этим вопросом.
– Не знаю, – отозвался он наконец. – Кажется, я опять его не узнал.
Энван качнула головой: вспоминай, вспоминай. Стой и вспоминай.
Я видел следы его в нижнем мире; я видел разгорающиеся огни и слышал звяканье колокольчиков. Но я не мог ни о чём спросить его, пока не настанет утро. Я не мог, не умел задавать вопросы – я был полон ответов, и они тянули меня к земле...
Он стоял на другой полке, непрозрачный для меня, развернувшийся к миру аляповатой вишенкой на эмалированном боку. Он стоял далеко, но я не мог сдвинуться с места сам, не мог дотянуться до него и наконец потрогать. Его унесли прочь – я не мог последовать за ним...
Могу узнавать и вспоминать, только когда не могу двигаться...
– Это ты переставила меня тогда с полки на полку? – спросил он, с усилием вынырнув из образов, снова вернув себе способность шевелиться, хотя бы чуть-чуть.
– Именно я, – последовал ответ. – После жизни чашей ты выбрал наконец стать человеком. Теперь ты можешь ходить, говорить, спрашивать. Что ты у него спросил?
– Он не нашёлся. Так что – не спросил. Про то, для чего он летит в другую сторону, кажется, – Гвиннайд смешался, слова вопроса никак не собирались сейчас в смысл.
– А хоть кому-нибудь ты этот вопрос задавал?
– Я ещё спрошу, обязательно. Когда найду и узнаю. Услышу наконец ответ.
Энван покачала головой:
– Даже если прямо сейчас Мироздание скажет тебе, что ты прекрасен и что оно тебя очень любит, ты не услышишь, кому именно и что именно было сказано.
Лёсик посмотрел на неё остановившимися глазами.
– Неестественно, когда старухи говорят о любви, – пробормотал он.
– Ты ждал, что будешь говорить с вечно юной и прекрасной Белой Леди?
– Энван, я же знаю: это только облик.
– Что бы ты сказал ей? Что бы ты у неё спросил или попросил?
Лёсик глубоко вдохнул, сжал пальцы. Наверное, ему надо что-то сделать, чтобы морок развеялся и Энван явилась такой, какой виделась до того.
– Энван, что случилось с моим ангелом?
– Ты с ним случился. Он сейчас в тебе, под кожей, которая так окончательно и не превратилась в хитин. Оттуда и работает, как может.
– Но почему?
– Потому что ты его туда затащил, – Энван не удосужилась даже плечами пожать. – Зачем ты это сделал, уже другой вопрос.
Лёсика что-то неприятно кольнуло в шею. Он провёл рукой и вытащил из-за воротника курки забившиеся тонкие хвоинки. Посмотрел на них.
– Какой же это хитин, когда мне больно от любого прикосновения.
– Так или иначе, если хочешь, чтобы твой ангел мог о тебе позаботиться, мне придётся сперва отыскать его. В ловушке твоей... скорлупы, фионского морока, доспехов, маски, как ни назови. Где-то внутри тебя.
Лёсика дёрнулся. Мелькнул перед глазами фионтский кувшин, оставленный за пределами круга.
– Во мне нет никого, кроме меня. Меня все бросили.
– «Все» – это очень большое слово, – сказала Энван. – С тобой даже ещё не весь мир познакомился, чтобы бросить. У тебя ещё не кончились коллеги по работе, и подчинённые отдельным пунктом; у тебя множество знакомых в сети, которые приходят в твои посты тебя поддерживать; у тебя остались соседи – с ними ты можешь, кстати, познакомиться наконец. Можно ещё и следующую кошку завести.
– Издеваешься?
– Правда можно. Я не шучу.
Пожалуй, не шутит. Лёсик только головой помотал.
– Ладно, давай посмотрим, кто и что ещё найдётся у тебя внутри, – Энван плавно вынула из бревна свой поварской нож. Лёсик отдёрнулся. Но она всего лишь подошла к котлу, сунула руку прямо в пар и вытащила на кончике ножа кусок полусваренного мяса.
– Гвиннайд, – послышался ответ. – Ты поговорил с тем ветром, к которому тянулся?
Он замер, внезапно целиком занятый этим вопросом.
– Не знаю, – отозвался он наконец. – Кажется, я опять его не узнал.
Энван качнула головой: вспоминай, вспоминай. Стой и вспоминай.
Я видел следы его в нижнем мире; я видел разгорающиеся огни и слышал звяканье колокольчиков. Но я не мог ни о чём спросить его, пока не настанет утро. Я не мог, не умел задавать вопросы – я был полон ответов, и они тянули меня к земле...
Он стоял на другой полке, непрозрачный для меня, развернувшийся к миру аляповатой вишенкой на эмалированном боку. Он стоял далеко, но я не мог сдвинуться с места сам, не мог дотянуться до него и наконец потрогать. Его унесли прочь – я не мог последовать за ним...
Могу узнавать и вспоминать, только когда не могу двигаться...
– Это ты переставила меня тогда с полки на полку? – спросил он, с усилием вынырнув из образов, снова вернув себе способность шевелиться, хотя бы чуть-чуть.
– Именно я, – последовал ответ. – После жизни чашей ты выбрал наконец стать человеком. Теперь ты можешь ходить, говорить, спрашивать. Что ты у него спросил?
– Он не нашёлся. Так что – не спросил. Про то, для чего он летит в другую сторону, кажется, – Гвиннайд смешался, слова вопроса никак не собирались сейчас в смысл.
– А хоть кому-нибудь ты этот вопрос задавал?
– Я ещё спрошу, обязательно. Когда найду и узнаю. Услышу наконец ответ.
Энван покачала головой:
– Даже если прямо сейчас Мироздание скажет тебе, что ты прекрасен и что оно тебя очень любит, ты не услышишь, кому именно и что именно было сказано.
Лёсик посмотрел на неё остановившимися глазами.
– Неестественно, когда старухи говорят о любви, – пробормотал он.
– Ты ждал, что будешь говорить с вечно юной и прекрасной Белой Леди?
– Энван, я же знаю: это только облик.
– Что бы ты сказал ей? Что бы ты у неё спросил или попросил?
Лёсик глубоко вдохнул, сжал пальцы. Наверное, ему надо что-то сделать, чтобы морок развеялся и Энван явилась такой, какой виделась до того.
– Энван, что случилось с моим ангелом?
– Ты с ним случился. Он сейчас в тебе, под кожей, которая так окончательно и не превратилась в хитин. Оттуда и работает, как может.
– Но почему?
– Потому что ты его туда затащил, – Энван не удосужилась даже плечами пожать. – Зачем ты это сделал, уже другой вопрос.
Лёсика что-то неприятно кольнуло в шею. Он провёл рукой и вытащил из-за воротника курки забившиеся тонкие хвоинки. Посмотрел на них.
– Какой же это хитин, когда мне больно от любого прикосновения.
– Так или иначе, если хочешь, чтобы твой ангел мог о тебе позаботиться, мне придётся сперва отыскать его. В ловушке твоей... скорлупы, фионского морока, доспехов, маски, как ни назови. Где-то внутри тебя.
Лёсика дёрнулся. Мелькнул перед глазами фионтский кувшин, оставленный за пределами круга.
– Во мне нет никого, кроме меня. Меня все бросили.
– «Все» – это очень большое слово, – сказала Энван. – С тобой даже ещё не весь мир познакомился, чтобы бросить. У тебя ещё не кончились коллеги по работе, и подчинённые отдельным пунктом; у тебя множество знакомых в сети, которые приходят в твои посты тебя поддерживать; у тебя остались соседи – с ними ты можешь, кстати, познакомиться наконец. Можно ещё и следующую кошку завести.
– Издеваешься?
– Правда можно. Я не шучу.
Пожалуй, не шутит. Лёсик только головой помотал.
– Ладно, давай посмотрим, кто и что ещё найдётся у тебя внутри, – Энван плавно вынула из бревна свой поварской нож. Лёсик отдёрнулся. Но она всего лишь подошла к котлу, сунула руку прямо в пар и вытащила на кончике ножа кусок полусваренного мяса.
Tags:
no subject
Что то я подзабыла а разве мужской персонаж этмм методом пестут, это д всегда вроде подходы к типау женскому "ну ка показыввй что у тебя внутри"""
no subject
no subject
no subject
Вообще это форма милосердия такая. Но не гуманизма.
no subject
Как говорят в некоторых кругах, "гуманизм - местная, локальная форма расизма", угу...
no subject
это будет третий вариант в моей голове)
no subject
Правда пере этим делом кормят и моют.
Я просио подумала а часом не женского ли пола ангел? Раз ему надо дорогу расчистить