![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Скульд шла за Крейстом; весь запал сопротивления, какой мог найтись, она отложила до момента, когда её на деле попытаются напоить мерассой. По идее, защитное заклинание в этот момент должно сработать, если она ничего не напутала…
От размышлений о том, как именно сработает заклинание, что увидит маг-наблюдатель и нет ли где в конструкции ошибки, её отвлёк Крейст, спросивший очень низким голосом:
- Мерассу видят заклинания обнаружения яда?
Эээ?... Что?...
- Друидические? Да, конечно... Но они и алкоголь определяют как яд, и багульник курительный. Поэтому в классической мистике используются ещё другие - я их сейчас не помню, мне по книгам смотреть надо. В общем, с ними можно обнаружить отраву в вине и другие подобные тонкие различия. Мерассу эти заклинания пропустят.
Скульд выжидательно покосилась, не продолжит ли Крейст разговор, но у него вопросов больше не было. Тогда она спросила сама о том, что занимало её гораздо больше:
- Диассель когда-либо занимался классической магией?
Крейст скривился:
- Нет, конечно! Да он всю жизнь гордится, что всего достиг собственным умом и усилиями, а не чужими заклинаниями из книжек.
Пока Крейст нашёл тётю Риэвесту, пока объяснил весьма недовольной и подозрительной альве, что нужна мерасса (Но зачем? Именно мерасса? Ты уверен? Точно Диассель сказал?) - у Скульд была масса времени помолчать, послушать, поговорить с собой по-угнурийски и по-альвски. Она лихорадочно придумывала, что бы ещё такое сказать этим альвам, которые в шаге от решения, от исцеления, от освобождения - а память ещё по мошкельским событиям услужливо подсказывала, что нет таких слов, по крайней мере в угнурийском языке, и что альвский «шиак» тоже не работает. По крайней мере, он не сработал вне игры, вне живого общения, вне пространства, где собеседник хотя бы в принципе согласен вас слушать и признавать. Возражать и протестовать? Это будет использовано лишь как ещё одно доказательство её буйности и неадекватности. Это не было магическим предсказанием. Это было то, чем она так остро и тяжело болела в Мошкеле.
- Там на дозы поделено? - уточнил у тёти Крейст, беря маленькую керамическую баночку.
-Там ОДНА доза, - сказала Риэвеста тоном, живо напомнившим Скульд манеру Диасселя. На угнурийский она этот тон перевела бы как: «И тебе, говнюку, я больше не дам, хоть обобъясняйся». Сколько ещё *на самом деле* в Доме Фенриэ немолодых альвов и альв, пользующихся этим тоном в разговоре? Скульд знала бы больше, если бы вместо возни с камнями на складе всё это время ходила по Дому и общалась с его обитателями.
Крейст не выглядел ни удивлённым, ни расстроенным. Зашёл на кухню за ромашковым отваром, затем отвёл Скульд в её комнату, поставил чашку на стол, задержался над ней, загораживая её корпусом, так что Скульд не видела, что он делает. Потом отошёл и кивком показал угнурийке на чашку:
- На… своё успокоительное.
Угнурийка посмотрела на чашку. Подошла, увидела в прозрачном золотом напитке плавающие неотцеженные кусочки сушёной травы. Принюхалась.
На этот вариант развития событий у неё планов не было.
Включила - быстрее, чем подумала - свой рабочий поисковый режим: где у нас в окрестностях мерасса, ароматная и опасная? Вон там, в кармане у Крейста, однозначно сообщило ей чутьё. В чашке ничего не было.
- Почему? - спросила она.
- Что именно - почему? – отозвался Крейст, наблюдавший за ней.
Ты предлагаешь мне самой назвать словами то, что ты сделал и то, что не сделал?
- Это ромашка. Ты не клал туда мерассы. Почему?
Лицо Крейста скривилось от отвращения, словно его в очередной раз догнала магия с сегодняшней книжки Вельнарка Велесси:
- Не хочу.
- Хрустальный шар, который на днях разбился… это тоже ты? - с трудом нашлась Скульд.
- Нет, это Райсенк разбил. Он не пришёл домой сегодня вечером.
Скульд присматривалась, ища признаки того, что Крейста отпустило вдохновенное безумие дивного света Кэарбеннара - и не находила. Всё то же сдавленное дыхание, что и у других, источник болезни «сжатого сердца»; всё тот же напряжённый взгляд в какое-то неведомое; всё то же жестковатое, привычное, выученное выражение лица существа, которому много лет твердили про «взять два меча и умереть», но ни на какую войну так и не отправили.
Ничего, кроме вот этого «не хочу».
От размышлений о том, как именно сработает заклинание, что увидит маг-наблюдатель и нет ли где в конструкции ошибки, её отвлёк Крейст, спросивший очень низким голосом:
- Мерассу видят заклинания обнаружения яда?
Эээ?... Что?...
- Друидические? Да, конечно... Но они и алкоголь определяют как яд, и багульник курительный. Поэтому в классической мистике используются ещё другие - я их сейчас не помню, мне по книгам смотреть надо. В общем, с ними можно обнаружить отраву в вине и другие подобные тонкие различия. Мерассу эти заклинания пропустят.
Скульд выжидательно покосилась, не продолжит ли Крейст разговор, но у него вопросов больше не было. Тогда она спросила сама о том, что занимало её гораздо больше:
- Диассель когда-либо занимался классической магией?
Крейст скривился:
- Нет, конечно! Да он всю жизнь гордится, что всего достиг собственным умом и усилиями, а не чужими заклинаниями из книжек.
Пока Крейст нашёл тётю Риэвесту, пока объяснил весьма недовольной и подозрительной альве, что нужна мерасса (Но зачем? Именно мерасса? Ты уверен? Точно Диассель сказал?) - у Скульд была масса времени помолчать, послушать, поговорить с собой по-угнурийски и по-альвски. Она лихорадочно придумывала, что бы ещё такое сказать этим альвам, которые в шаге от решения, от исцеления, от освобождения - а память ещё по мошкельским событиям услужливо подсказывала, что нет таких слов, по крайней мере в угнурийском языке, и что альвский «шиак» тоже не работает. По крайней мере, он не сработал вне игры, вне живого общения, вне пространства, где собеседник хотя бы в принципе согласен вас слушать и признавать. Возражать и протестовать? Это будет использовано лишь как ещё одно доказательство её буйности и неадекватности. Это не было магическим предсказанием. Это было то, чем она так остро и тяжело болела в Мошкеле.
- Там на дозы поделено? - уточнил у тёти Крейст, беря маленькую керамическую баночку.
-Там ОДНА доза, - сказала Риэвеста тоном, живо напомнившим Скульд манеру Диасселя. На угнурийский она этот тон перевела бы как: «И тебе, говнюку, я больше не дам, хоть обобъясняйся». Сколько ещё *на самом деле* в Доме Фенриэ немолодых альвов и альв, пользующихся этим тоном в разговоре? Скульд знала бы больше, если бы вместо возни с камнями на складе всё это время ходила по Дому и общалась с его обитателями.
Крейст не выглядел ни удивлённым, ни расстроенным. Зашёл на кухню за ромашковым отваром, затем отвёл Скульд в её комнату, поставил чашку на стол, задержался над ней, загораживая её корпусом, так что Скульд не видела, что он делает. Потом отошёл и кивком показал угнурийке на чашку:
- На… своё успокоительное.
Угнурийка посмотрела на чашку. Подошла, увидела в прозрачном золотом напитке плавающие неотцеженные кусочки сушёной травы. Принюхалась.
На этот вариант развития событий у неё планов не было.
Включила - быстрее, чем подумала - свой рабочий поисковый режим: где у нас в окрестностях мерасса, ароматная и опасная? Вон там, в кармане у Крейста, однозначно сообщило ей чутьё. В чашке ничего не было.
- Почему? - спросила она.
- Что именно - почему? – отозвался Крейст, наблюдавший за ней.
Ты предлагаешь мне самой назвать словами то, что ты сделал и то, что не сделал?
- Это ромашка. Ты не клал туда мерассы. Почему?
Лицо Крейста скривилось от отвращения, словно его в очередной раз догнала магия с сегодняшней книжки Вельнарка Велесси:
- Не хочу.
- Хрустальный шар, который на днях разбился… это тоже ты? - с трудом нашлась Скульд.
- Нет, это Райсенк разбил. Он не пришёл домой сегодня вечером.
Скульд присматривалась, ища признаки того, что Крейста отпустило вдохновенное безумие дивного света Кэарбеннара - и не находила. Всё то же сдавленное дыхание, что и у других, источник болезни «сжатого сердца»; всё тот же напряжённый взгляд в какое-то неведомое; всё то же жестковатое, привычное, выученное выражение лица существа, которому много лет твердили про «взять два меча и умереть», но ни на какую войну так и не отправили.
Ничего, кроме вот этого «не хочу».
Tags: