![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Лисья шкурка.
Сказку про царевну-лягушку (например, в таком пересказе), помнят многие. И злосчастный момент сказки, когда Иван-царевич сжигает лягушачью кожу временно превратившейся в человека жены - и обеспечивает ей и себе много интересных, но малоприятных приключений.
Недавно разбираюсь я по совершенно другому поводу с удыгейскими сказками. И есть среди них одна, нанайского происхождения, про похождения одного мальчика. В течение сказки он заметно растет, начинает с первого в жизни выхода из дома и заканчивает тем, что обзаводится аж тремя женами и новым домом. Две жены - почти нормальные женщины, разве что на утках летают, да пару раз зачем-то мальчика бросают в разных местах, и ищи их как знаешь. А вот третья – совсем лиса, четвероногая, помогающая мальчику из неприятностей выбраться.
Любопытен же конец сказки. Мальчик долго живет с первыми двумя своими женами, а лисица неизвестно где. Потом он узнает, что она к нему собирается явиться, и идет её встречать. Встречает, всячески задабривает и приводит (точнее, приносит) домой...
Ночью легли спать. Утром встали. Посмотрел муж, а его жена-лисица уж такая красивая девушка стала. Лисья шкура свалилась к её ногам. Он взял лисью шкуру и положил в сундук. Долго ли, коротко ли - так жили. Девочка родилась у них. Конец.
А теперь мысли.
В удыгейской/нанайской сказке конец там, где в русской все только начинается. Потому что не положит Иван-царевич лягушачью шкурку в сундук (к остальной одежде), не согласится жить с женщиной-лягушкой. Он непременно постарается оставить жене только ту её часть, которая ему самому понятна и удобна - а все прочее попытается уничтожить, чтоб не было! Идея, которая нашему приамурскому герою в голову так и не пришла, и потому сказка кончилась. За отсутствием сюжетообразующего конфликта. Ну лиса и лиса, теперь с лисой живет.
И получается, что «очевидный» для нас конфликт - людь против нелюдя - не обязательно вообще возникает. Его можно не создавать, причем от слова «совсем». И сказки получатся другие, и уж тем более жизнь.
Недавно разбираюсь я по совершенно другому поводу с удыгейскими сказками. И есть среди них одна, нанайского происхождения, про похождения одного мальчика. В течение сказки он заметно растет, начинает с первого в жизни выхода из дома и заканчивает тем, что обзаводится аж тремя женами и новым домом. Две жены - почти нормальные женщины, разве что на утках летают, да пару раз зачем-то мальчика бросают в разных местах, и ищи их как знаешь. А вот третья – совсем лиса, четвероногая, помогающая мальчику из неприятностей выбраться.
Любопытен же конец сказки. Мальчик долго живет с первыми двумя своими женами, а лисица неизвестно где. Потом он узнает, что она к нему собирается явиться, и идет её встречать. Встречает, всячески задабривает и приводит (точнее, приносит) домой...
Ночью легли спать. Утром встали. Посмотрел муж, а его жена-лисица уж такая красивая девушка стала. Лисья шкура свалилась к её ногам. Он взял лисью шкуру и положил в сундук. Долго ли, коротко ли - так жили. Девочка родилась у них. Конец.
А теперь мысли.
В удыгейской/нанайской сказке конец там, где в русской все только начинается. Потому что не положит Иван-царевич лягушачью шкурку в сундук (к остальной одежде), не согласится жить с женщиной-лягушкой. Он непременно постарается оставить жене только ту её часть, которая ему самому понятна и удобна - а все прочее попытается уничтожить, чтоб не было! Идея, которая нашему приамурскому герою в голову так и не пришла, и потому сказка кончилась. За отсутствием сюжетообразующего конфликта. Ну лиса и лиса, теперь с лисой живет.
И получается, что «очевидный» для нас конфликт - людь против нелюдя - не обязательно вообще возникает. Его можно не создавать, причем от слова «совсем». И сказки получатся другие, и уж тем более жизнь.