Жить среди людей и чувствовать себя человеком - трудно. Жить среди альвов и чувствовать себя человеком - изумительно легко.
Скульд здоровалась, знакомилась, осматривалась. Свои живые камни альвы и гномы растили под землёй, в старых шахтах, когда-то принадлежавших Дому Фенриэ, но признанных полностью выработанными лет двадцать назад, ещё до Диасселя. Их за ничтожную стоимость приобрела команда элементалистов и использовала не для добычи, но для выращивания каменных существ и обустройства места для жилья и любования на подгорные красоты. Скульд смутно помнила, что живые камни могут изменять и трасформировать своих неживых сородичей, так что наверняка это место окажется своего рода «оранжереей» камней. Сейчас радостные гномы показывали лишь на гудящий булыжник, периодически неодумённо помаргивающий на собравшихся. О чём-то ещё объявят, решила Скульд, позже, когда все соберутся. Наверняка они вырастили уже что-то ещё, что можно продать - это объясняло многочисленных гостей, перемещавшихся между отапливаемым домиком с закусками, диванчиками и пуфиками - и холодной красивой пещерой, которую частично доработали до «натурального» вида, которого у неё сто лет не было.
О живых камнях Скульд впервые услышала в детстве, когда в Мошкелу приехал с семьёй элементалист откуда-то из Пяти Городов. Он, как теперь понимала Скульд, умел не так чтобы много, а зарабатывал на жизнь одним-единственным заклинанием, «лепкой из камня». Ремонтировал фасады, подновлял треснувшие от старости скульптуры… в общем, почти камнотёс или скульптор, только инструмент другой и не со всяким материалом дружит, зато быстрее. Скульд, тогда ещё Нашня, поначалу в основном играла с его детьми, но быстро начала присматриваться к камешкам и пытаться с ними играть в «элементалиста». Где-то в эти времена мать и соседки пришли к убеждению, что у Нашни есть особый талант к магии и её надо пристраивать учиться. Но, конечно, не к этому небогатому человеку, постоянно лазающему по стенам и крышам, а к настоящим магам… Наринские альвы оказались впоследствии наиболее похожи на настоящих. А элементалист снова куда-то уехал, прочь из Угнурии: какие-то нелады вышли у него со сборщиками налогов, а Нашня по малолетству не поняла и не запомнила, какие именно.
О живых камнях, которые пасут и превращают другие камни, а такж поют им, элеметалист ей только рассказывал. Теперь она наконец посмотрела, как выглядят те, кто всё это время - пока она осваивала технику «чистого разума», искала доказательства её годности, искала метеориты, врагов Диасселя, атоми - всё это время занимались медленным, многолетним выращиванием живых камней. Они не были похожи на то, что она представляла в детстве; они были общительны (во всяком случае, сегодня), практичны, при этом от гномов заметно пахло пивом, а от альвов духами.
Скульд забралась обратно в тёплый домик. Хорошо, что они здесь есть; печально, что она чувствует себя среди них чужой. Она не занималась камнями всё это время, она не похожа на них и вряд ли будет. Она даже пива не любит.В домике угнурийка неожиданно для себя обнаружила Роана Фенриэ, благодушного селки-астронома, занявшего праву часть дивана и слушавшего, как сидящая рядом Миана Киэ рассказывает про перетекание камня в породе при оживлении, про переформирование слоёв. Астроном, судя по виду, разбирался в этом не больше Скульд. Угнрийка устроилась на второй стороне дивана, поудобнее, протянула руку вдоль спинки…
Роан Фенриэ. Как-то он умудрялся всё это время не впадать в безумие Дома. Как-то он пережил и сезон обвинений, и охоту на ведьм, и поминовение родственников при невозможности похорон, и исчезновение Диасселя, и что них там сейчас творится. Как-то же он живёт с тем, что у него, альва и тюленя, две жизни уложились в одну. Как-то же он сидит и улыбается, и хватит уже Скульд думать, что она одна здесь самая-самая чужая, потому что это смешно даже без взгляда вечности.
Рука Роана была достаточн близко. Конечно же, Скульд дотянулась.
И ещё кусочек будет
Скульд здоровалась, знакомилась, осматривалась. Свои живые камни альвы и гномы растили под землёй, в старых шахтах, когда-то принадлежавших Дому Фенриэ, но признанных полностью выработанными лет двадцать назад, ещё до Диасселя. Их за ничтожную стоимость приобрела команда элементалистов и использовала не для добычи, но для выращивания каменных существ и обустройства места для жилья и любования на подгорные красоты. Скульд смутно помнила, что живые камни могут изменять и трасформировать своих неживых сородичей, так что наверняка это место окажется своего рода «оранжереей» камней. Сейчас радостные гномы показывали лишь на гудящий булыжник, периодически неодумённо помаргивающий на собравшихся. О чём-то ещё объявят, решила Скульд, позже, когда все соберутся. Наверняка они вырастили уже что-то ещё, что можно продать - это объясняло многочисленных гостей, перемещавшихся между отапливаемым домиком с закусками, диванчиками и пуфиками - и холодной красивой пещерой, которую частично доработали до «натурального» вида, которого у неё сто лет не было.
О живых камнях Скульд впервые услышала в детстве, когда в Мошкелу приехал с семьёй элементалист откуда-то из Пяти Городов. Он, как теперь понимала Скульд, умел не так чтобы много, а зарабатывал на жизнь одним-единственным заклинанием, «лепкой из камня». Ремонтировал фасады, подновлял треснувшие от старости скульптуры… в общем, почти камнотёс или скульптор, только инструмент другой и не со всяким материалом дружит, зато быстрее. Скульд, тогда ещё Нашня, поначалу в основном играла с его детьми, но быстро начала присматриваться к камешкам и пытаться с ними играть в «элементалиста». Где-то в эти времена мать и соседки пришли к убеждению, что у Нашни есть особый талант к магии и её надо пристраивать учиться. Но, конечно, не к этому небогатому человеку, постоянно лазающему по стенам и крышам, а к настоящим магам… Наринские альвы оказались впоследствии наиболее похожи на настоящих. А элементалист снова куда-то уехал, прочь из Угнурии: какие-то нелады вышли у него со сборщиками налогов, а Нашня по малолетству не поняла и не запомнила, какие именно.
О живых камнях, которые пасут и превращают другие камни, а такж поют им, элеметалист ей только рассказывал. Теперь она наконец посмотрела, как выглядят те, кто всё это время - пока она осваивала технику «чистого разума», искала доказательства её годности, искала метеориты, врагов Диасселя, атоми - всё это время занимались медленным, многолетним выращиванием живых камней. Они не были похожи на то, что она представляла в детстве; они были общительны (во всяком случае, сегодня), практичны, при этом от гномов заметно пахло пивом, а от альвов духами.
Скульд забралась обратно в тёплый домик. Хорошо, что они здесь есть; печально, что она чувствует себя среди них чужой. Она не занималась камнями всё это время, она не похожа на них и вряд ли будет. Она даже пива не любит.В домике угнурийка неожиданно для себя обнаружила Роана Фенриэ, благодушного селки-астронома, занявшего праву часть дивана и слушавшего, как сидящая рядом Миана Киэ рассказывает про перетекание камня в породе при оживлении, про переформирование слоёв. Астроном, судя по виду, разбирался в этом не больше Скульд. Угнрийка устроилась на второй стороне дивана, поудобнее, протянула руку вдоль спинки…
Роан Фенриэ. Как-то он умудрялся всё это время не впадать в безумие Дома. Как-то он пережил и сезон обвинений, и охоту на ведьм, и поминовение родственников при невозможности похорон, и исчезновение Диасселя, и что них там сейчас творится. Как-то же он живёт с тем, что у него, альва и тюленя, две жизни уложились в одну. Как-то же он сидит и улыбается, и хватит уже Скульд думать, что она одна здесь самая-самая чужая, потому что это смешно даже без взгляда вечности.
Рука Роана была достаточн близко. Конечно же, Скульд дотянулась.
И ещё кусочек будет
Tags: